Хамзат из израильского города Йегуд

Вайнахи уже на земле обетованной

Стал барахлить кондиционер в машине – при тридцатиградусной жаре в Израиле это уже проблема.

– Езжайте в Йегуд, – посоветовал дочери ее коллега. – Там в промышленной зоне есть несколько мастерских автосервиса. В одной из них работает классный мастер. Спросите Хамзата, его там все знают и подскажут вам, где его искать.

– Хамзат? – удивленно переспросила я. Знакомое по Грозному имя непривычно было слышать здесь, в Израиле. – Ты не ошибся?

– Точно, Хамзат, – улыбнулся тот. – Кстати, он, кажется ваш земляк.

– Где его искать? Искать его не надо. Вон, видишь под навесом парень сидит с журналом? Это и есть наш Хамзат, – ответил охранник, проверявший все машины при въезде в промзону и изнывавший от жары и безделья.

В шортах и выцветшей майке, на ногах – легкие сандалии, длинные темные волосы перехвачены на затылке. Этот загорелый до черноты парень со светло-карими глазами действительно оказался из Грозного.

Довольно быстро был устранен неполадок в кондиционере, кроме этого Хамзат провел небольшой ликбез для дочери, принес коробку специальных салфеток для машины: «Это в подарок».

Потом дочь уехала за продуктами в соседний супермаркет, а мы с Хамзатом расположились под навесом за одним из столиков, предназначенных для клиентов. Хозяин, узнав, что мы с Хамзатом земляки, принес чайник с зеленым чаем и вазочку с сухофруктами. Улыбнувшись, что-то сказал на иврите.

– Он сказал: «В знак особого уважения».

– Уважения к кому?

– К вам, моей гостье, ну, и немножко ко мне, – улыбнулся он.

– Не люблю я это вспоминать, – сказал он мне, когда я попросила рассказать, каким образом он, чеченец из Грозного, попал в Израиль. – Эта война… Она все перевернула в моей жизни.

Они с мамой жили в большом доме на проспекте Ленина, где был «золотой магазин». Отец погиб в аварии, когда мальчику исполнился один год. Вместе с ним в машине была и мама, она выжила, но осталась калекой.

– Сильно хромала, наверное, поэтому замуж больше не вышла. Всю жизнь проработала на хлебокомбинате. Сколько себя помню, всегда в доме был запах свежеиспеченного хлеба – мама с работы приносила. Из нашего дома почти все учились в 1-й школе, а я в 13-й. До того, как переехать на проспект Ленина, мы снимали квартиру на Московской. Тот район называли еще «еврейской слободкой», помните? У меня там много друзей было, одноклассников. Перед войной многие стали уезжать сюда, в Израиль. Целыми кварталами уезжали.

Ему было 18 лет, когда началась первая чеченская война, которую сейчас стыдливо называют антитеррористической кампанией. Мама погибла рано утром 1 января, когда возвращалась с работы.

– Пришла тетя Нина, мать Есика Богатырева моего одноклассника, мы у них раньше снимали квартиру. Забрала меня к себе. Ее муж нашел муллу, чтобы похоронить маму, а уже везде все грохочет. Куда везти хоронить? Не знаю, каким образом смогли все-таки похоронить в Черноречье, там мусульманское кладбище…

– А прятались мы от бомбежек в бывшей синагоге, что на Московской улице. Там большой подвал был, – после долгого молчания продолжил свой рассказ Хамзат. – Потом чуть поутихло, это уже прошло где-то недели три-четыре, как пришел мужчина, говорит – надо выбираться из Грозного.

Я сначала хотел остаться, думал – у меня же квартира. А как глянул, что от нашего дома – одни развалины, решил уезжать из этого ада. Приехали в Минводы. Там наших, грозненцев, было полно. Думали, что нас хоть куда-то определят, помогут. Только оказалось, что никому здесь, беженцы, не нужны.

А тут как раз из Израиля прилетели два борта, забирали евреев в Израиль. Есик говорит: «Давай с нами». Не буду говорить, каким образом мы оказались в самолете. Скажу только, что тогда в Израиль улетели не только евреи.

В Израиле поселили нас в караванах – это такие дома типа вагончиков, но со всеми удобствами: вода, туалет, душевая. Кухня оборудована всем необходимым, мебель есть, даже кондиционеры в каждом караване. Пособие нам стали выплачивать. Когда чуть пришли в себя, то некоторые из чеченцев и ингушей нашли своих дальних родственников в Иордании, через какие-то израильские службы навели мосты, а израильтяне помогли этим семьям перебраться в Иорданию.

– Я тогда вообще никуда не думал уезжать – только домой, в Грозный. Думал – ну не может же этот беспредел долго продолжаться. У Богатыревых в Хадере жили родственники, которые еще раньше уехали в Израиль. Мы с Есиком поехали туда на разведку, узнать, что да как. Там много выходцев из Дагестана, Грозного, Нальчика. Живут в основном на пособия. Снимают квартиры, медицинское обслуживание бесплатное. На еду хватает, из одежды особо много не надо – тепло. Пара джинсов, футболки, сандалии, свитер, ветровка, да ботинки на случай дождей. Но сидеть вот так на пособие… Мы с Есиком еще в Грозном у его дяди подрабатывали в автомастерской. Решили устроиться на работу.

Учить язык в ульпане ни у Есика, ни у Хамзата времени не было. Есик собирался заняться языком попозже, а Хамзату, как он думал, иврит вообще по жизни не нужен. Тем более, что каждый третий в Израиле говорит по-русски. И работу они нашли, листая русские газеты: их здесь выходит великое множество. Владелец автомастерской отнесся к ребятам с пониманием. Определил зарплату, по меркам Израиля – незначительную. Но предупредил: месяц – испытательный срок. Если ребята «покажутся», будет платить больше.

– Расчет был в конце каждой недели. Это было удобно. Через месяц и правда зарплату повысил. Но и мы старались. Приходилось многому на ходу учиться. Я думал, что закончится война – вернусь. К тому же хотелось заработать немного денег.

– Это реально – заработать?

– А почему нет? Сюда вон с Украины и Молдавии приезжают на заработки. Полторы тысячи долларов вполне доступная зарплата. На питание уходит минимум. Ну, еще за съем квартиры надо платить. Но я первое время жил с Богатыревыми, и тетя Нина с меня денег за квартиру не брала. Это уже потом, когда Еськин старший брат женился, я решил снимать квартиру. А тогда я думал только об одном – вернуться. Скучал очень по Грозному. Здесь по телевизору четыре российские программы, и я, как только «новости» по любому каналу, прилипал к экрану. Уже все, кто со мной работал, знали, что меня интересует, звали к телевизору.

Как-то незаметно Хамзат стал понимать, а потом и говорить на иврите, хотя писать научился только два года назад. Возвращение домой отодвинулось на неопределенное время, когда узнал о подписании Хасавюртовского договора.

– Я в политике не очень разбирался тогда, но как увидел, кто стал у власти, понял: ничего хорошего ждать не приходится. А потом в газетах (здесь продают и «Комсомолку», и «Известия») читал и по ТВ видел о захватах людей в заложники, об этих казнях… Средневековье какое-то…

– У тебя есть какие-то документы российские или ты получил гражданство?

– Гражданство у меня российское. В нашем консульстве поменяли паспорта на новые. А живу я здесь по рабочей визе, мне ее продлевает владелец мастерской.

– Ты работаешь вместе с Есиком?

– Нет, он приобрел с родственником на пару оборудование для мойки машин. Там такое оборудование – сказка! Взяли кредит, здесь под малый бизнес проценты невысокие в банках. Я в их бизнес не вписался. Просто там не нужен большой штат, трех человек достаточно. Ну а мне мое дело нравится. К тому же я действительно в машинах стал нормально разбираться. Хозяин мне недавно зарплату повысил, боится, что меня кто-то переманит. Да я и не собираюсь от него никуда уходить, шесть лет вместе, я у него как член семьи. На все праздники приглашает домой, отпуск дает.

– Скоро будет одиннадцать лет, как ты здесь. Неужели не тянет домой?

– Тянет, конечно. Но ведь от добра добра не ищут. Потом, там меня никто не ждет. Родственники отца жили в Шатое. А мама – сирота, воспитывалась в детдоме. Если верить СМИ, то Шатойский район весь перемолотили снарядами. Так же, как и Грозный. Наверное, когда-то все-таки приеду.

– Вернусь или приеду? – переспросила я.

Хамзат замялся:

– Я сейчас не готов дать ответ. Знаете, один мой товарищ, мы вместе начинали работать в Хадере, недавно уехал в Канаду. Здесь поднакопил денег, там приобрел автомастерскую. Мы с ним общаемся по Интернету. Говорит, что нравится ему там, спокойная страна, никаких тебе войн и катаклизмов. Какое-то время я тоже был одержим этой идеей.

– А сейчас?

– Сейчас?... Дело в том, что в моей жизни будут скоро перемены. Я собираюсь жениться. Она арабка, зовут ее Мериам. Марьям по-нашему. Работает медсестрой. Она – гражданка Израиля. Приехала к нам в автосервис, ее «Хонда» требовала ремонта. Было это год назад. У нее большая семья, ко мне относятся хорошо. Думаю, что придет время, и мы вместе с Марьям поедем в Грозный. А там уж будет видно – насовсем или в гости.

Татьяна Гантимурова,
Москва–Иерусалим

Взято из журнала "Чеченское Общество"

http://www.amina.com/kamina/10333.html